Моменты

Некоторые умные люди давно и последовательно указывают на то, что слова управляют сознанием, стереотипами, мыслями, а проблема несоответствия и нехватки слов реальна и важна (Хомский, Фреско). Я уже говорил, что меня это беспокоит. Иногда кажется, что одним словом обозначается слишком многое и из-за этого оно не передает точных оценок, размывается. В слова мы вкладываем личные переживания, свои смыслы. Чтобы картинки совпадали, нужно много уточнений, дополнительных слов. 

Но, как сказал один Евгений – «Не бойтесь, спектакль не про это...», ну или не только про это. Я думал и мы (с женой) вспоминали и обсуждали важные или сильные переживания в жизни. Расскажу о некоторых. 

Беспомощность
Шеренга из четверых человек, стоит в камере без окон, перед ними два милиционера. В шеренге я и трое моих друзей. Мы студенты и мы напуганы. 

- Оставляем? – уточняет младший милиционер.

- Если штраф не оплатят, оставим на 15 – заключает второй. 

Милиционеры выходят, мы озираемся, начинается разговор, но возвращается старший. Проходится пару раз от стены к стене натягивая перчатку. Его коллега заводит в камеру каких-то двоих мужиков. Я последний в шеренге, мужиков ставят следом. 

- Я говорил тебе?! – кричит младший, и сразу бьет дубинкой крайнего мужика. 

Пока тот падает, получает еще удар. Упавший, скручивается и старается прижать колени к животу и прикрыть голову руками. Не обращая внимания на его попытки, оба мента бьют его в разнобой ногами, дубинкой и руками. Стоящий рядом со мной мужик прикрыл рукой сплетение и этим привлек внимание:

- Ссышь? Руки ровно! Руки ровно, сука! – как только он подчиняется рука в перчатке бьет в сплетение… Я снова становлюсь последним в шеренге и повторяется уже пройденная с первым мужиком картина. Это было не быстро. Их поднимали и били снова, говоря какую-то бессмыслицу. Стою и думаю что я следующий. За эти минуты я много чего подумал, но сейчас считаю, что эти козлы затянули со спектаклем: я успел и испугаться и почувствовать беспомощность, придумать план побега и смириться с тем что меня будут бить. Молодой мент был старше меня всего на пару лет, я подумал что один на один справлюсь. Подумал, что вмажу ему и друзья пока накинуться на второго. Потом выйдем из камеры заберем документы в соседнем кабинете и уйдем. Вечер в РОВД тишина. Нас не запомнят. Так я думал и пока били этих мужиков я подумал, что сделав вот так я могу вообще насовсем сломать свою жизнь. 

Решил не паниковать, успокоился. Решил что не поведусь если будут провоцировать. Внутри мерзко. Пока били второго, менты озвучили сумму «штрафа», который им надо заплатить прямо тут, и тогда нас отпустят. Подняв мужиков на ноги в очередной раз молодой закричал – «Теперь пошли!», и вышел, мужики по стеночке, с трудом, но пошли за ним. Старший тоже вышел. Помню, понял, что они нас пугали, теперь «томят», чтобы созрели, потом вернутся и соберут денег. Я решил не платить. Это просто тупая бравада, но это сейчас понимаю, а тогда твердо решил не платить. У меня было денег на два запрошенных штрафа, я вытащил деньги из кармана с целью спрятать их в обуви. Ребята, что были со мной увидели деньги и попросили занять – чтобы отдать штраф. Я дал. Теперь и выбора не было, платить стало нечем. 

Вернулись менты. Снова пару проходок от стены к стене и вопрос, но не мне, а первому в шеренге: - Что решил? – Вот! – протянул он купюру, - это за меня и за него. 

Младший ушел и вернулся со стулом и папкой. Пацанам выписали какие-то бумажки. 

- А ты что решил? 

- А мне нечего решать: я бы заплатил, но денег нет, только мелочи горсть. 

Старший подошел ко мне в упор, постоял пару секунд и не оглядываясь, сказал молодому: 

- Выписывай ему повестку, пусть в суд идет. 

Последний четвертый из нас тоже сказал, что денег нет, и получил повестку. Дверь открыли: «Че стоите?! Остаться решили?! сами выход найдете?» Мы нашли. 

***

Я тогда не связывал это с политикой, и никаких там обещаний банальных о том, что я уеду из «этой» страны во что бы то ни стало. Нет, ничего такого. Просто понял, что в тот момент не отличался ничем от таракана. От любой букашки, которую кто-то считающий, что он может это сделать, возьмет и легко раздавит в любой момент, возможно даже безо всяких причин. Просто так. Я почувствовал беспомощность в этой ситуации. Так сильно как никогда больше не чувствовал. И да, потом когда мы собирались переехать из России, я хотел уехать и от такого, от этой возможности.

Но давайте снимем напряжение и я расскажу, за что мы попали в эту камеру. Весна. Вечером, ближе к ночи, мы, купив пива, шли на съемную квартиру. Не пьяные. Проходя мимо каждый день созерцаемого «Запорожца» на пути из общаги посмеялись, мол, хорошо было бы купить его за копейки, и спилив крышу, сделать из него кабриолет. Мы просмеялись и, не сговариваясь, что было сил затянули в четыре глотки – «Ааа йяяяя сядууу в КАБРИОЛЕТ… ии уедуу куда-нибуууудь…» Тут и раздался свисток. Кстати, в рукаве куртки я нес большую бутылку пива, пока нас вели в РОВД, я бросил ее в снег. Потом, выйдя, мы ее подобрали и выпили. Только вот так мы могли их победить. Мы пили пиво, нервно смеялись – «охлажденное» и ненавидели этих двух доблестных служителей и всю милицию вообще.

Квартет исполнителей "кабриолета", почти тот же состав.

В этот вечер наверное тоже пели, но нас не поймали.

Но это ведь не все, так как у нас был назначен суд. Я поражаюсь своей студенческой беззаботности, но за 2 недели мы не удосужились собрать никакой о предстоящем событии информации. Ни за что нас могут осудить, ни как лучше себя вести, как доказать, убедить и так далее. Мы просто пришли в суд в назначенный день и час. Мы тогда знали местоположение только одного суда – уголовного. Подошли к вертушке, а там как-то мрачно и люди вооруженные, некоторые с автоматами: мы помялись и спросили где тут суд проходит, мы мол на суд пришли. Мужчины в форме насторожились, и узнали у нас в качестве кого?! Мы, сказали, что походу в качестве обвиняемых. Тут они прям засуетились и пригласили какую-то важную даму, которая спросила в чем нас обвиняют. Мы рассказали про «кабриолет». Своим ржачем люди в форме могли разрушить здание суда. Тете надо отдать должное: она хорошо контролировала эмоции, в частности, смех и сказала, нам, что это, в худшем для нас случае, административное правонарушение и если и есть вообще суд, то он проходит в другом здании. В здании административного суда, которое мы конечно не знали где находится, а потому не пошли. А вот теперь все. 

С тех пор, кстати, я как-то на людях не пою. Все больше дома, когда один. 

***

Беспомощность, такая, какой я больше не чувствовал после этого – вот что я помню о том вечере. Но, знаете, когда спишь на животе, и руки затекут? Или так навертелся во сне, что отлежал оби (мастер!) руки? Просыпаешься и не можешь пошевелиться, лежишь уткнутый в подушку, натурально как тюлень. Беспомощный тоже. Но это очень разная беспомощность. Спать я после такого не перестаю и не боюсь, а милицию вот избегаю. 

Страх

Мне семь лет, я научился кататься на велосипеде «Салют». Он мне великоват, до сиденья не достаю и катаюсь стоя. Между торцами моего и соседнего дома, я бесконечно почти могу кружить. Со стороны моего дома мне навстречу идет мужчина, я пытаюсь его объехать, но он останавливает велосипед и говорит: 

- Привет, гонщик, тебя как зовут? 

- Женя – сообщаю я

- Женя, тут такое дело, я в магазин тороплюсь, в «Ангару», за водкой, знаешь же где она? 

- Да 

- Можешь мне велосипед дать? 

Я задумываюсь, дать велосипед я могу, но только тем, кого знаю, а его я не знаю. Хотя если за водкой, он наверное знает моего папу. Об этом я думаю молча. Мужчина говорит:

- Или тебе нельзя незнакомым велосипед давать? Эх, как же нам быть!? А ты умеешь на багажнике кататься? Катался? 

- Умею – сообщаю я. 

- Здорово, давай тогда ты на багажнике со мной съездишь, я тебе что-нибудь заодно там куплю и мы быстро вернемся – такое предложение не сильно противоречит моим детским представлениям. «Я поеду и велик будет под присмотром. Наверняка он знает моего папу». Пока происходит этот диалог, из ближнего к нам подъезда моего дома, из 6-го по номеру, выходит девочка Наташа. Наташа лет на 5 меня старше. Она смотрит на нас с каким-то испугом и начинает подавать мне непонятные знаки.

- Ну что поехали! – он проверяет надежность багажника одной рукой, а другой держит мою руку – Тебя усадить? Ты кстати что любишь? Чего тебе купить?

Наташа продолжает махать, а этот мужик мне заслоняет ее сигналы. Я вытягиваю шею и смотрю ему за спину. Он резко озирается – Наташа, в испуге замирает в непонятной позе и кричит, что меня ищут родители. А вот в чем дело. Я беру велосипед за руль и иду в ее сторону. 

- Ты знаешь кто это? – шипит Наташа даже не ртом, а большими глазами выпученными на меня.

- Нет – я оглядываюсь, мужчину уже почти не видно и удаляется он очень быстрой походкой, но совсем не в сторону «Ангары», - а ты? 

- Ты че дурак? Вот схватят тебя увезут в лес и убьют! Нельзя с незнакомыми ходить и разговаривать! Увез бы и все капец тебе! – она трясет меня. 

Вытрясает из меня мой спокойный детский мир. Я замер и вдруг почувствовал, что сейчас могло случиться что-то очень плохое и непоправимое, я почувствовал, что мог умереть. Внутри меня стало холодно и очень страшно. Сжался и не мог ничего сказать. Стоял с опущенной головой, сжав руль, не оглядывался и долго не двигался вообще. Я почувствовал не просто какую-то опасность, я почувствовал ужас, почувствовал, что мог умереть. 

Что это был за человек и каковы его помыслы на самом деле я не знаю, может быть каждое слово этого человека было правдой и никакой опасность даже и не было. Хорошо, что я не узнаю этого. Тот момент я-ребенок, быстро забыл. Сейчас я понимаю, что это защита, что я вытеснил и спрятал и случайно наткнулся на это воспоминание лет только через 10. 

***

Я больше никогда такого не чувствовал, и даже когда вспоминаю, то вспоминаю ощущения, но страх и ужас сами собой возникшие внутри меня тогда я не чувствую. Не переживаю заново. Я помню, что было тогда и все. Это мой самый сильный страх: изнутри, животный. В жизни я еще очень много раз боялся, а иногда не боялся, там где стоило бы. Например, через лет пять после этого события моя голова оказалась в пасти у большого пса. Пес пытался пасть сомкнуть. Тогда сильно испугался и еще долго боялся собак, но совсем иначе. Я в каждый момент понимал чего и почему боюсь: я не знаю что у них на уме, у них зубы. А в самый сильный страх ничего не понимал, а просто почувствовал. 

Или вышли гулять, идем, общаемся – хорошо. Но ветер тучи нагнал и мы боимся, что дождь пойдет. Страшно нам, что промокнем сами и дети. Тем же словом это называем – боюсь и страх. Но если со своего самого сильного страха смотреть на этот дождь, то мне вообще пофиг. Пойдет он или нет - это вообще не важно. 

Любовь

Есть расхожая фраза – «ты почувствуешь/поймешь что…» - ну и там варианты. «Ты почувствуешь что это она – Ты почувствуешь что это любовь». Я сейчас про этот вариант. К своим 19 годам я прочитал сколько-то книг и увидел сколько-то фильмов, и поучаствовал в бессчётных разговорах и это «ты почувствуешь» у меня всегда висело. Я иногда к нему обращался. «Ну как там? Она? – Не? Ладно». 

После первого курса на каникулах познакомился с девушкой, 20-го июля познакомились, погуляли неделю а 28-го я уже уехал поступать на второе высшее в Томск. Как-то хорошо было, легко и интересно и встреча каждая меня волновала, но знал что уеду и она знала. Будущего у этих отношений будто не было изначально. Да и у меня же был план: женюсь в 26, закончу вузы и потом женюсь. «Я позвоню тебе как-нибудь, когда поступлю, к середине августа примерно, пока! ты клевая!».

20 июля - день знакомства

28 июля - час отъезда

Я сижу на вокзале, со мной друг, мы обсуждаем, как встретимся в Томске примерно через месяц. Делимся мыслями, как нам с еще парой приятелей вымутить комнату в общаге. Мне немного грустно, жаль немного, но как-то не на первом плане. Где-то есть, но не более. Перед отправкой поезда я покупаю газету «Спорт-Экспресс» (ага именно газету, не выхожу на сайт «спорт-экспресса» с вокзального вай-файя, а покупаю бумажную газету. Это 2000-ый год). Подходит время отправки, захожу в вагон, ставлю сумку на третью, багажную полку, а газету оставляю на своей верхней. Студентом я постель не брал, экономил, мне ехать-то до Тайшета, 16 часов можно и так поспать. Поезд трогается, все как обычно, можно сказать буднично. 

Знаете, на вокзалах маленьких городов все просто и быстро: тронулись и сразу все – город кончился. У нас сразу лес. Мы тронулись, я увидел это лес и понеслось: понял, что не увижу ее больше сегодня, не увижу завтра и вообще в лучшем случае увижу к Новому Году, но нужен ли я ей к Новому-то Году буду? Это что ж происходит-то? Как не увижу? Почему? Я ведь хочу, очень хочу, чтобы такие дни с ней были еще! Почему нет?!

Пока это все кружилось в голове, я вскочил на верхнюю полку и спрятался за раскрытым «Спорт-Экспрессом». Спрятался, потому что я плакал, как не знаю даже кто. Плакал и не мог остановиться. Я и перестал пытаться остановиться, потому что когда сдерживался, получались громкие всхлипы. А согласитесь это странно: парень заходит, в поезд, прыгает на полку открывает спортивную газету и плачет. Его команда продула? Или наоборот и он счастлив? Да что ж там такое в этой газете? Он уже час хлюпает! В общем, я просто лежал, смотрел вперед думал о ней, ощущал счастье и у меня текли слезы. Это было долго. Вроде все, но я подумаю что-то, вспомню и опять. Газету я не прочитал. Она намокла и текст поплыл. Да и не нужна мне стала газета. Мне вообще вдруг стало ничего не нужно, только быстрее доехать и позвонить ей. Позвонить и сказать, что я почувствовал. И я даже никаких себе вопросов не задавал «Она?!». Нет, ничего такого. Ответ был просто без вопросов. ОНА. 

Самая долгая моя поездка «Усть-Илимск-Томск». Это ОНА, а я в поезде. Это так сильно, что бесполезно сопротивляться, а я еду и удаляюсь и удаляюсь. Доехав до Томска подал документы. Мне дали лист на заселение, общага была через дорогу, но я с сумкой пошел на Главпочтамт. Звонить. Я уже не плакал, мне было просто нечем, в остальном ощущения были ровно такие же. Мне было важно как можно быстрее ей сказать. Позвонил, сказал «Привет, это Женя…» Она радостно удивилась, я услышал ее голос и все: онемел. Тишину прерывали мои попытки – «я….я… ээээ». Когда остается 10 секунд до завершения междугороднего разговора в трубке раздается резкий сигнал. Звук который я потом ненавидел. Он такой же уместный как гудок паровоза ночью в спальне. И такой же пронзительный. Раздался этот гудок и у меня получились, наконец, слова: «ты извини, я сейчас тебе перезвоню!»… Перезвонил, что-то все-таки сказал, но это не суть. 

Суть в том, что вот так я почувствовал любовь. В поезде. На верхней полке. За газетой. Так сильно почувствовал, что сомнений не было. Я больше такого ни к кому не чувствовал, ни до нее, ни после. Это кстати важно: расстояние, ситуации, доброжелатели и прочая ерунда нас тогда разлучила. Но после нее я такого не чувствовал. Чтобы это понять мне понадобилось время, не так уж много, но зато, когда я понял, я был решителен. Очень. Уже почти 11 лет назад мы поженись, и любовь живет. Но мне интересно, что она, любовь точно меняется. Точно отличается в разное время. И я бы не стал мерить ее силой, зато могу сказать, что она больше и глубже: я узнал за это время в ней больше и полюбил больше чем тогда. Но скажите мне там, на верхней полке, что я буду любить ее больше, что я еще даже малой части не знаю в ней того, что станет мне так дорого – я бы вообще утопил вагон. Родились дети, нас стало больше – но любви не убавилось, хватает на всех. Одно и то же слово, но очень разное состояние. И никакие ее состояния не выйдет понять. Только почувствовать.

1 августа 2003